Томми до неузнаваемости.

Впрочем, она быстро сменилась другой – почти виноватой.

– Не хватало мне только по учебе съехать.

– Да ладно… я впервые за два месяца подготовился к уроку, и ничего со мной не случилось. Ты видел? Хогарт взял презервативы.

– Видел.

– Минди сойдет с ума от бешенства.

– Она-то тут при чем?

Алекс посмотрел на Томми.

– А кто еще? Он привез ее в школу, и они целовались в машине. Ты по сторонам вообще смотришь или нет? – Он коротко рассмеялся. – Конец ее репутации, Хогарт на всю школу заявил: я буду драть эту сучку. И, по-моему, даже не один раз. Он, конечно, псих, что на такое осмелился, но это было стильно. Почему мне первому не пришло это в голову?

Томми поднял рюкзак и закинул его на плечо.

– Потому что у тебя нет машины и для Минди ты пустое место.

– Ты тоже.

– У меня в голове нет никаких дурацких затей.

Алекс пожал плечами:

– Ты часами таращился на нее на футбольном поле и добился только роли столба в ее постановке. Так что, Митфорд, завидуй молча.

«А ты годами таращишься на Карлу, – подумал Томми, – и добился еще меньше. Ты вообще понятия не имеешь, чего я добиваюсь. Никто не знает».

Сам Томми тоже не знал, чего добивается.

Он устал думать и устал противостоять быстро сменяющимся картинкам реальности.

Кит Хогарт сказал: скоро все будет не так, как раньше.

Он был единственным, кто казался надежным, но на следующее же утро сдал себя в пользование капризной сисястой дуре, откинув Томми на прежние позиции, спихнув его вниз, туда, куда не пробиваются лучи света.

На самое дно школьной иерархии.

Минди никогда не позволит себе встречаться с парнем, который дружит с такими, как Томми. Если Кит хочет ее, то будет подчиняться.

Было в поступке Хогарта еще что-то, от чего у Томми перекрывало горло и дышать приходилось с трудом, но злости было больше.

Злость изменила Томми – выпрямила, вытянула, наэлектризовала – казалось, тронь его, и посыплются искры.

Изменилось и лицо. Мистер Холл, сонно выслушивающий доклады на тему войны Юга и севера, Томми вызывать не стал.

«У мальчика определенно что-то случилось», – подумал он.

Свою мысль мистер Холл развивать не стал. Он страдал от солнца, припекавшего его лысину через недавно вымытое окно, и раздумывал – будет ли выглядеть смешно, если он прикроет голову газеткой?

Кирк Макгейл, сидящий рядом с Томми, несколько раз задержался на нем взглядом и почему-то вспомнил о своей собаке, Даффи, которая казалась ему милейшей и добрейшей псиной до тех пор, пока однажды не сожрала валяющегося на дорожке птенца.

Птенец был гол и беспомощен, видимо, вывалился из гнезда совсем недавно, и Даффи слизнула его моментально, но Кирку долго еще чудился вязкий влажный хруст.

Даффи умерла год назад, и Кирк почему-то ощутил облегчение.

В конце концов он отвернулся от Митфорда, и ему сразу стало спокойнее.

* * *

Дом престарелых стоял на холме, и чтобы добраться туда, Томми пришлось попотеть. Склон бы таким крутым, что если бы кому из стариков вздумалось сунуться обратно в город, он покатился бы кубарем и вряд ли остался в живых.

Два раза в день на холм карабкался старый одышливый автобус, но Томми на него опоздал.

Он пошел пешком и поначалу только радовался тому, что приходится напрягать ноги, приходится беречь дыхание – эта нехитрая работа тела отвлекала и развлекала его. Но через полчаса ходьбы все стало намного хуже. Солнце упорно пекло в затылок, словно выбрало его мишенью через особо точный прицел. Волосы слиплись, губы приходилось то и дело облизывать.

Чертов ад, с раздражением подумал Томми, один из семи кругов – разорвать легкие, чтобы забраться к кучке стариков с привязанными к ноге мочеприемниками.

Дорога, залитая серебристым асфальтом, вдруг уперлась в тенистый сад, в котором все было настолько тщательно высажено и нежно, что глазам не верилось.

Деревья были не светлыми и не темными – листва их была совершенного приятного зеленого оттенка. Трава росла привольно, но угадывался в ее нестройных рядах обдуманный контроль. Скамеечки, низенькие, очень широкие, выкрашены были в приятный кремовый цвет, ничуть не напоминающий больничные безликие цвета.

Томми попался на пути камешек, и он обошел его – камешек лежал на тропинке так, будто его положила чья-то заботливая рука.

За кронами деревьев угадывалось здание – оно выставило напоказ лишь круглую башенку и центральный вход с белой аркой над тонкими колоннами. Колонны врастали в арку каменными охапками виноградника.

Распахнутая дверь приглашала в прохладный холл, где запахи лекарств, гнили и пыльных матрасов с успехом маскировались душистой вербеной и настойчивым запахом розовых гераней.

В холле никого не было. Томми заглянул в гардероб и увидел там пару старых облезлых пальто. На столике перед окном лежал веер рекламных проспектов. Вставные челюсти, мосты, протезирование, массажеры для пяток.

Запах герани – Томми ненавидел его, с трудом отличая от запаха разложения.

– Эй! – позвал он, отвернувшись от окна. – Здесь кто-нибудь есть? Кто-нибудь?…

Он видел лестницу, ведущую наверх, чисто вымытую лестницу с выщерблиной на первой ступеньке, но подниматься туда без сопровождения не хотел.

«Томми Митфорд. Старикан Митфорд. Ему давно пора на свалку, он гадит под себя и не может сожрать ничего тверже взбитых сливок.

– Невелика беда, мы разжуем ему мясо и овощи. Разжуем ему и подадим через трубку в беззубый рот, наши слюни и чертово куриное мясо, белые куриные грудки…»

– Юноша?

Томми обернулся и увидел улыбающуюся девушку с белым прямоугольником бейджика на клетчатом платье.

– Вы посетитель? К кому пришли?

Не дожидаясь ответа, она уставилась в монитор и защелкала пальцами по клавишам.

– Миссис Флорес, – сказал Томми, подходя ближе. От девушки угрожающе потянуло запахом какого-то полузабытого лекарства. – Я пришел к миссис Флорес.

Девушка подняла на него серые внимательные глаза и задумалась. Видимо, основной компьютер находился у нее в голове.

«Данные обработаны», – мысленно подсказал ей Томми. Будет забавно, если она так и скажет, а потом выдвинет челюсть, а там окажется стопочка белых листочков с именами и фамилиями, как в ящиках со школьными анкетами.

– Миссис Флорес умерла три года назад, – приветливо сказала девушка.

На ее бейджике было написано «Энн».

– Умерла? А другой миссис Флорес здесь нет?

– Она была единственная, – с достоинством ответила Энн и вдруг встревожилась: – Вы ее родственник? Вы не знали?

Томми пожал плечами:

– Это не так уж важно. У меня была двоюродная сестра, ее звали Кэтрин. Я помню ее день рождения. Был большой пирог, а еще пришел клоун, она увидела его и разревелась… Так вот,